Раритетные издания

Удмурты накануне реформы 1861 года

Вводная часть

Удмурты населяли в XII веке глухую область Камско-Вятского междуречья. Тогда впервые они стали данниками новогородских колонизаторов – бояр и купцов. Затем более двух веков удмурты находились под тяжким игом татарских князей и мурз.

В 1489 году удмурты в составе Вятского края были покорены великим князем Московским. Почти весь XVI век совместно с мари и другими народами Поволжья и Прикамья удмурты упорно и долго боролись за свою независимость, особенно в период завоевания Иваном Грозным народов Поволжья.

В последующие столетия удмуртский народ был окончательно введен в ярмо колониального гнета и втиснут в рамки общерусского развития в составе государственных (черносошных) крестьян, подчиненных непосредственно царской казне.

Денежная рента официально внедрилась в экономическую жизнь удмуртского народа еще с ХVI века (установление Москвой в 1588 году денежного валового сорока). В период почти 409 лет эта рента оказывала свое влияние на изменение экономического строя и социальных отношений в удмуртском крестьянстве.

В дальнейшем аппарат самодержавия и церкви непрестанно держал удмуртский парод в ярме угнетения, постоянно требовал преимущественно денежной «мзды» за право сохранять свою национальность, свой язык, религию, СБОИ обряды и правила общежития.

Раннее включение удмуртов в число колониальных народов русского феодального государства имело своим следствием и то обстоятельство, что здесь не создался уклад местного феодализма в достаточно развернутых и устойчивых формах. Это отличие исторического развития Удмуртии от других колониальных пародов, например, Средней Азии или Кавказа, необходимо иметь в виду для понимания тех особенностей общественного развития, которые характерны для многих малых народностей Поволжья и Сибири.

Однако, колониальное угнетение удмуртов русскими крепостниками должно было усилить национальную сплоченность народа и степень его сопротивления колониальной политике царизма. Но с другой стороны, этот же момент повел к усилению и обострению социально-экономических противоречий и классовой борьбы среди удмуртов, так как общинно-родовая верхушка, борясь за сохранение своего экономического благополучия и своей руководящей роли в общественной жизни в условиях колониального положения -увеличивала меру эксплуатации, распространяла ее на большее и большее число объектов.

Эти две тенденции, два диалектически неразрывных процесса в социально-экономической жизни удмуртской общины являются главным содержанием истории развития удмуртов исследуемого периода.

Определение истоков и характера складывающихся в удмуртской деревне элементов капитализма, прослеживание форм проявления этих элементов, оценка степени их развития в преддверии капитализма в метрополии - является главной и основной задачей настоящего исследования.

На примере этого небольшого земледельческого народа из семьи малых народностей России, глубоко интересным является установление силы сопротивления малых нерусских народностей давлению колониального гнета русских крепостников.

Удмурты на всем протяжении своей многовековой истории развития под колониальным гнетом царизма сохраняли непримиримое упорство и стойкое мужество в борьбе за свою национальность. Они прошли эту огромную мрачную полосу, не потеряв ни своего языка, ни культуры, и обрядово-бытовых норм.

Обезличить удмуртскую национальность, записать народ в категорию русского крестьянства царизму удалось далеко не в полной степени. Царское самодержавие много успело в деле разрушения производительных сил, в деле душения и калечения народа до такой степени, что удмурты стали вырождаться и вымирать.

Выявление путей и средств, которые избирал удмуртский народ в специфических условиях своего общественного строя для борьбы за свою национальность, характер и формы этой борьбы - являются другой стороной настоящего исследования.

Постановка указанных вопросов и опыт их разрешения имеют большое научное и политическое значение в деле социалистического строительства не в одной только Удмуртии и не только для народов СССР. Ясность в этом вопрос может иметь не меньшую важность и пользу и для зарубежных колониальных народов в их борьбе за социалистический путь развития.

Процессы разложения натурального строя сельской общины у различных колониальных народов могут происходить в самых разнообразных формах, в зависимости от своеобразия исторических и внутренних и внешних факторов, обусловивших степень развития данного народа.

Классовые формирования, складывающиеся при изменении экономического строя и своеобразие форм классовой борьбы вот главнейшие объекты исторического исследования, обогащающие опыт победившего пролетариата - руководителя колониально-угнетенных народов в их борьбе за освобождение.

И чем больше будет иметься в руках пролетариата и его партии опыта, данных науки о формах и своеобразии классовой борьбы, тем больше обеспечивается колониальным народам успешность их борьбы за выход на светлый путь социализма в более короткие сроки и с меньшими потерями в классовых боях.

На примере Удмуртии можно лишь проиллюстрировать всю политическую вредность отставания в этом вопросе науки от практики. Это отставание науки истории в разработке вопросов о разрушении натурально-хозяйственного строя отдельных народов развязывало местным националистам руки для систематической и не всегда безуспешной популяризации своей контрреволюционной «теории» о нетронуто-натуральном строе, т. е. об отсутствии экономического расслоения деревни, об отсутствии классовой борьбы, и т. д.

В частности, в Удмуртии экономические позиции кулака и влияние его органа «кенеша» на массы вплоть до 1928 года были настолько прочны, что кулаки стали терроризировать бедноту и сельский актив, подвергли их организованному избиению, прогремевшему под именем Лудорвайского дела.

Это событие, в значительной доле связано с этим отрывом науки от потребностей практической работы по руководству давно классово-расслоенной национальной деревней и наличием в ней влияния общинно-родовых учреждений и пережитков. Конфискация земли у кулаков была произведена лишь после Лудорвая, с весной 1929 года. Настолько задергалась ликвидация дореволюционной неравномерности в землепользовании.

В связи с этим необходимо ознакомиться с положениями буржуазных «вотяковедов», отрицавших социально-экономическое расслоение удмуртской деревни, утверждавших теорию о натурально - самодовлеющем строе и в после октябрьский период истории удмуртов.

Известный буржуазный этнограф И. Н. Смирнов1), в конце 80-х годов прошлого столетия, в своей работе «Вотяки» установив, что в бытовании удмуртов еще в далеком прошлом были в ходу термины: долги, проценты, должники, кредиторы, ростовщик, хозяин, работник, наемщик... заключает, что «из преобладания коштанов не следует однако заключать о развитии и роли в вотской общине кулачества», (стр. 170-я) и приходит к выводу о том, что «гнет экономический богатейших над бедными отсутствует».

Смирнов обосновывает это заявление тем, что широко развитые в общине заемно-ссудные операции были, якобы, исключительно безвозмездными, что многолошадный кулак уступал лошадь безлошадному без всякого вознаграждения, и что во время сбора податей богатые вносили деньги за бедных, и проч.

Таковы, якобы, традиции, хранимые и соблюдаемые родовым институтом удмуртов «кенешом»! Социальный состав «кенеша» - это богатые, коштаны, господа, купцы, о чем он сам говорит, разбирая слово «кузё». Говоря об отсутствии гнета над беднотой Смирнов, не мог не видеть, что одной из функций «кенеша» было заставлять «лентяев» и «лодырей» работать, указывая им и самую работу.

Другой исследователь Гр. Верещагин, в тоже время, в своей работе «Вотяки Сарапульского уезда, Вятской губернии» (СПБ, 1889 г.), освещает хозяйственный уклад удмуртов так:
«отхожими промыслами вотяки не занимаются - их не любят… Все средства к существованию и пропитанию получают от земли: других источников у них нет... в лошадях крупной породы вотяки не нуждаются, так как извозничеством не занимаются и далее базара не ездят... Только в последнее время из среды их начали выделяться бедняки, избирающее последнее в нужде средство – нищенство... Вотяк считается зажиточным не по строению, а по количеству скота и скирд (кабанов) хлеба».

Н. И. Дрягина; в 1914 году, не находит у удмуртов ни торговых сношений, ни отхожих промыслов, обосновывая это тем, что:
«...однообразие природы и ее произведений, одинаковость занятий вотяков и крайнее неудобство путей сообщения - не могли развить между вотяками торговых сношений; лиц, занимающихся торговлей мы почти не встречаем среди вотяков нашего времени». Об отхожих промыслах она трактует так: «...отхожих промыслов вотяк не знает, если не считать (??- И. Л.) лесного промысла, найма на сельскохозяйственные работы, ямщины и услужения в качестве работника в пределах, впрочем, своего же уезда».

Известный этнограф М. Косвен), ездивший в Удмуртию 1930 году, сообщает, что «удмуртский народна определенном этапе в своей истории - был застигнут внешним влиянием, заставившим его пойти по пути внефеодального развития к капитализму» (стр. 34).

Кроме неправильного, антинаучного заявления об отсутствии в истории удмуртов феодального периода, этот автор по интересующему нас вопросу ничего не приводит.

Но с исключительным усердием отстаивали «девственность» натурального строя у удмуртов буржуазные националисты.

Контрреволюционный националист Герд (К. Чайников) в 1919 году обрисовывал характер общественных отношений среди удмуртов в том духе, что они между собой живут дружно и любовно, что всегда помогают друг другу деньгами и работой, что в удмуртских деревнях нет богачей и что достатки у всех равные и проч.

Профессор Иоганн Георги при изучении удмуртов в конце ХVIII века, отметив наличие среди них богачей, тут же показал из чего состоит и самый достаток богатых:
«У кого есть от пятнадцати до двадцати пяти десятин земли, да сверх того лошадей от двадцати до тридцати и другого скота соразмерное количество, тот занимает между богачами их первое место».

Герд протащил «равенство в достатках» к 1919 году - почти через 150 лет, и умышленно спрятал характеристику хозяйства удмуртских богачей, которую дал Георги еще в XVIII веке.

Этот же Герд в 1919 году печатно выступает с такими же «открытиями» из истории удмуртского народа. Он утверждал, что при власти феодальных князей никакой классовой борьбы среди удмурток еще не было. Не было ее и после того, как в удмуртском крае «водворилась власть русских купцов и попов». Но самое характерное из высказываний Герда то, что, говоря о периоде после революции 1905 года, он утверждал: «вотяков еще нельзя было разделить на классы, потому что все они были порабощены... русские были класс господствующий, а вотяки - класс порабощенный, рабы в буквальном смысле этого слова»... Таким образом классовую борьбу среди удмуртов Герд стремился направить в «национальное» русло.

Это намеренное путание контрреволюционером Гердом понятия класса и нации необходимо было удмуртским националистам для прямых контрреволюционных целей, для разжигания ненависти к русскому пролетариату, чтобы усилить свое влияние в удмуртских массах и вести дело к отрыву их от русских рабочих и крестьян, от путей и средств борьбы пролетариата.

Об устойчивости натурально-хозяйственного строя в удмуртской деревне «экономист» Г. Никифоров1), (в 1922 г.) развивал такую теорию:
«Вплоть до начала XX века земледелие вотяков оставалось потребительным, натурально-хозяйственным (говоря языком политэкономии) и недоступным для торгово-капиталистических отношений. Все важнейшие предметы потребления и производства приготовлялись самим хозяйством, самодовлеющим в полном смысле слова... Такая неподвижность вотского земледелия, застойность его техники объясняется... также отсутствием мотивом, побуждающих к усовершенствованию техники сельскохозяйственного производства. Слишком спокойно текла жизнь в мирных деревнях, чуждых тех эксплуататорских элементов, которые разъедали русскую деревню и толкали ее в объятия капиталистического оборота... Потребности вотского населения... не требовали капиталистической структуры земледелия. Вот те причины, которые обуславливают натурально-хозяйственное земледелие вотяков».

Мысль автора ясна: почва для капиталистических отношений была питательной лишь в отношении русской деревни. Ей же была свойственна и классовая борьба. Эта «зараза» в идиллически-патриархальный строй удмуртской деревни была «привнесена» извне - русскими.

Здесь же Г. Никифоров приводит прямо ошеломляющие данные о былой производительности удмуртского земледелия, которое:
«...во многих случаях получало урожая до 150-ти пудов и более с десятины». По автору секрет такой производительности заключался в молодой, неистощенной почве, в постоянном трудолюбии, в любви к земле, а главное - «в неизменном из года в год повторении несложных, разумных земледельческих приемов».

Такое восторженное идеализирование «разумного» патриархального земледелия с приведением сказок о стопятидесяти пудовых урожаях - имело свой глубокий политический смысл. Кулацко-буржуазным националистам надо было обосновать и выпятить, что растущая земледельческая культура социалистического строя не может достигнуть того уровня плодородия, которое было возможно - «в золотую пору» удмуртской старины («вашкала - дыръя).

На самом же деле, как видно из отчета ЦИК Удмуртской АССР за период 1921-1935 гг. урожайность зерновых в центнерах с 1 га, при царско-буржуазном строе, с 1905 по 1915 гг. выражалась всего лишь в 6,9 цент.

В Советской же Удмуртии в 1934 году урожайность поднялась до 10,4 цента, с га.
В 1934-35 гг. многие колхозы Ижевского района сияли урожая зерновых по 15-22 и до 30 центн. с га. Десятки колхозов Можгинского района получили урожая ржи, овса, пшеницы и ячменя от 14 до 35 центнеров с га.
В 1937 году в среднем по Удмуртии урожай зерновых выразился по 12,6 цента, с га. Во многих же колхозах ряда районов (Алнашский, Граховский, Дебесский, Шарканский, Можгинский и др.) урожай ржи снят по 25 и 35 центнеров с га.

Таким образом, в эпоху социалистического земледелия, когда советский строй обеспечивает невиданное развитие производительных сил, удмурты с своих полей стали снимать поистине небывалый урожай – свыше 200-х пудов с га.

В 1937 г. в Шарканском районе, в колхозе имени Ворошилова снято ржи по 300 пуд. с 1 га.

Приведенная справка служит уничтожающим обличением тенденциозного измышления Г. Никифорова о 150-ти пудовом урожае, посылаемом, по-видимому, мифическим богом плодородия-«Кылдисины»-трудолюбивым кулакам.

На трактовках националистов необходимо было остановиться для того, чтобы установить: куда, против чего, с какой целью эти «теории» направлялись. Дело шло у них о том, чтобы обосновать отсутствие исторических мотивов к приятию удмуртским народом Октябрьской социалистической революции и диктатуры пролетариата, сметающей начисто всех и всяческих эксплоататоров, хотя бы и одетых в национальный костюм.

Это видно из махрово-контрреволющюнного заявления М. Медведева, с которым он открыто выступал в статье «Вотляндия», - по поводу Всероссийской конференции коммунистов-вотяков (см. газету «Ижевская правда», 1920 года, 1 сентября, .№ 196). Он утверждал, что удмуртское крестьянство сплошь бедняцкое, что от пролетарской Октябрьской революции вотяки, к сожалению, мало чего получили материального,- так поблизости не было ни помещичьих имений, ни каких-либо фабрик или заводов, которыми можно бы было воспользоваться, что сплошь все удмурты, «с давних пор малоземельны».

Совершенно очевидно, что таким кулацким прибедниванием, таким контрреволюционным творчеством вокруг экономических проблем истории Удмуртии, удмуртские буржуазные националисты и их троцкистские перерожденцы из кожи лезли, чтобы доказать отсутствие, якобы, у удмуртского народа исторических подводов к приятию Октябрьской революции и советской власти, несущей гибель кулацким и всяким эксплуататорским элементам в деревне, так же как и в городе.

Следовательно, одним из решающих вопросов, который предстоит рассмотреть, является вопрос о степени чистоты, прочности и массовости натурально-хозяйственного строя у удмуртов в рассматриваемую эпоху и о формах эволюции этого строя в направлении к товарному производству.

Выше отмечено, что экономист Г. Никифоров увидел вторжение торгово-капиталистических отношений в удмуртскую деревню лишь в начале ХХ-го века.

Разоблаченный в 1937 году как националист - троцкистский перерожденец Ф. Макаров развитие капитализма в Вятском крае также относил к началу ХХ-го века:
Но еще ранее В. А. Максимов, из того же лагеря буржуазных националистов, в 1925 году писал, что: «...вотское натуральное хозяйство только начинает переходить к товарному»...

С этим полностью соглашался В. Егоров 0, который в 1929 году разъяснял, что «не надо забывать, что вотский народ находится на переходе от натурального к товарному хозяйству».

Таким образом, из всего, что можно было привлечь к освещению поставленного вопроса видно, что последнее слово заключается в утверждении, что удмурты до начала XX века и даже до 1925-29 г. г. жили в натурально-хозяйственном строе, и, следовательно, только к началу реконструктивного периода социалистической эпохи созрели исторические условия для перехода удмуртов к товарному строю производства, т. е. к. капитализму.

Антинаучность, политическая тенденциозность указанных заявлений и выводов будет вскрыта в дальнейшем, при приведении положений марксистской науки по данному вопросу с привлечением обильного конкретно-фактического материала по данному объекту - по истории удмуртов XIX века.

При изучении истории удмуртов приходится пользоваться довольно объемистым литературным наследством, доставшимся от представителей буржуазной науки. За период в 167 лет (с 60-х годов XVIII века до 1928 года) было издано около 800 книг различных названий.

Каким вопросам истории удмуртов уделялось внимание видно из следующего:

на 1 месте стояли вопросы религии             - 203   названия
на 2    »     »      »    этнографии          - 152      »
на 3    »     »      »    общественных знаний - 135      »
на 4    »     »      »    истории             - 111      »
на 5    »     »      »    языкознания         -  32      »
на 6    »     >      »    сельского хозяйства -  11      »
                          и экономики              
на 7 месте стояли вопросы искусства           -   4      »

А по интересующему нас периоду - первой половине XIX века – нет ни одной работы.

Удмуртский обком ВЕП(б)1 в своем особом постановлении «О положении на фронте исторической науки Удмуртии, в июне мес. 1934 года констатировал, что - «Изданные статьи и книги по вопросам УАО, наряду с ошибками методического характера, страдают самыми существеннейшими недостатками - отсутствием сколько-нибудь серьезной разработки документальной, фактической истории УАО. Вместо работы над историей УАО, разработки отдельных исторических событий, факте и т. п. и их марксистского освещения, преобладает тенденция голого схематизма, механической пригонки общих теоретических и принципиальных положений к истории УАО, безотносительно к учету исторических особенностей истории Удмуртии».

Это постановление свидетельствует о неначатости еще настоящей, т. е. научной работы над конкретной живой историей удмуртского народа и говорит о задачах, вытекающих из этого положения.

Националисты Ф. Макаров и П. Кильдебеков, переродившиеся в троцкистов, своей вражеской рукой изрядно навредили на историческом фронте Удмуртии. Они вовсе не занимались историей XIX в. Будучи тогда не разоблаченными, они упорно и злостно игнорировали приведенные указания Обкома ВКП(б).

Настоящее исследование представляет первый опыт работы над документальной конкретной историей удмуртского народа в период 1-й половины XIX в. и отчасти в первые пореформенные годы.

Приводимые в работе данные относятся к удмуртам, населяющим Глазовский район (север), но значительное место уделено и удмуртах южного, Сарапульского района, где они состояли в непременных работниках на Камских казенных заводах (Ижевском и Воткинском).

Автором использованы значительные архивные материалы из фондов Удмуртского республиканского архива (Ижевского завода), Кировского (б. Вятка) областного архива, Ленинградских Центральных государственных архивов: Народного Хозяйства и Внутренней Политики, Культуры и быта и Московского архива революции (фонд Ш-го отделения Департамента полиции).

Указания и замечания данные членом корреспондентом Академии Наук СССР-профессором А. В. Шестаковым и профессором Е. А. Мороховец, которые оказали автору свое близкое содействие и большую помощь в работе, о снятии «неудмуртского» материала в настоящем труде при исправлении рукописи учтены. Но полного сокращения этих материалов автор не провел потому, что слишком существенными и наглядно-показными по степени своего отражения были для удмуртского крестьянства те экономические и общественно-социальные процессы, которые совершались в русских окружающих, соседних областях и районах. Рыночные связи, регулярное извозничество и отходнические заработки удмуртов в окружающих областях, все это накладывало определенный отпечаток в экономическом и общественном строе удмуртской деревни, которая под влиянием этого перестраивалась в направлении товарно-капиталистических, т. е. прогрессивно-передовых общественных отношений. Особенно глубокую борозду в удмуртской деревне оставляли рабочие и крестьянские движения в передовых русских соседних областях. Учитывая все это, автор счел необходимым оставить в рукописи известную часть «неудмуртского» материала, ограничив, однако, территорию исследования Вятским краем.