Краеведческие заметки

Толкач Л.

«Трудиться и избегать праздности…»

Но не только победоносная сила музыки позволяет нам судить о ее творце. Свыше пяти тысяч писем дневники, статьи Петра Ильича в совокупности составляют уникальный исповедальный роман о его жизни и трудах. К этому следует добавить многочисленные воспоминания современников композитора.

Личная, семейная жизнь Петра Ильича не сложилась и всю свою любовь и нежность он обратил на братьев, сестру Александру Ильиничну, их семьи. Трогательной была его забота о младших братьях-близнецах Анатолии и Модесте, которым исполнилось всего четыре года, когда умерла мать Александра Андреевна. «Могу заметить, что привязанность моя к этим человечкам... с каждым днем делается больше и больше... Я по возможности стараюсь для них заменить своею любовью ласки и заботы матери... Как я люблю их больше самого себя и готов для них на всякую жертву, так и они беспредельно мне преданы».

Жизнь Чайковского – это непрерывный, всепоглощающий труд. Петр Ильич считал, что именно труд является источником и благоденствия и радости, что он формирует характер человека. Вот его назидание во благовремении шестнадцатилетнему брату Анатолию: «...Ты должен... стараться, чтобы настоящее было привлекательно и таково, чтобы ты собою... был доволен. А для этого нужно: 1) трудиться, трудиться и избегать праздности... 2) очень много читать; 3) быть относительно себя как можно скромнее, т. е «осознавая себя не дураком, не вообразить уже по этому самому, что все остальные дураки и что какое-то сверхъестественное влияние мешает толпе распознать твои таланты и умственные способности; вообще приготовляться быть обыкновенным хорошим человеком, а не гением, для которого закон не писан; 4) не увлекаться желанием нравиться и пленять ... 5) не смущаться неудачами... 6) но главное, главное - много не воображать про себя и готовить себя к участи обыкновенного смертного…». Модест, молодой литератор, жаловался старшему брату на то, что трудно писать, что каждую фразу приходится высиживать. Петр Ильич ответил ему: «...Неужели ты думаешь, что без труда и усилия что-нибудь дается?.. Иные вещи требуют кусания ногтей, выкуривания громадного количества папирос, прохаживания се6я по комнате, прежде чем дойдешь до изобретения основного мотива. Иногда, напротив, пишется ужасно легко... Все зависит от известной настроенности и расположения духа. Но даже и когда их нет, нужно уметь заставить себя работать. Иначе никогда ничего не выйдет». В письмах своим младшим братьям Петр Ильич выразил личное убеждение, которому неизменно следовал в своей плодотворной жизни.

В зеркале писем и дневников Чайковского перед нами встает сложный облик великого художника и человека о его симпатиями и антипатиями, привязанностями и отвержениями, уступчивостью и принципиальностью, тягой к людям и жаждой уединения, неуемной стихийной энергией творчества и почти болезненной требовательностью к себе.

Современники отмечали застенчивость, деликатность, доброжелательность Петра Ильича. О его чутком сердце вспоминала писательница Т. Л. Щепкина-Куперник: «Мне привелось только раз встретиться с Чайковским, когда я была еще ребенком, в Киеве... Отец... представил меня ему... сказал…, что я пишу стихи. Он ласково положил мне руку на плечо и сказал: «А, это хорошо, пишите, пишите!..» Какие-то беглые слова, конечно, ему было совсем неинтересно, что какая-то маленькая девочка пишет стихи... В 1890 году Чайковский приехал в Киев... Отец опять видался с ним - и тут можно оценить всю внимательность Петра Ильича к людям: он спросил отца, как поживают стихи его дочки, и сказал: «Пришлите мне их посмотреть - может быть подойдут для Романсов». Год помнить о стихах какой-то девочки! Я была поражена ...но, каюсь, не посмела послать стихов...»

Петр Ильич находился в центре культурной жизни второй половины XIX века, был ее активным участником, оказывал на нее непосредственное воздействие. Каждый художник стремится к спеху, к признанию. Не был чужд этому стремлению и Чайковский. Сопутствовавшие ему успех и слава окрыляли его, придавали новые силы: «...Я чувствую в себе большую художественную силу. Я еще не сделал десятой доли того, что могу сделать». Во многих письмах и дневниковых записях раскрывается творческий процесс композитора, мы словно присутствуем при создании таких его шедевров, как оперы «Евгений Онегин», «Пиковая дама», Четвертая и Шестая симфонии, увертюра «Ромео и Джульетта»... При этом Чайковский самокритичен, его обуревают сомнения. Известно, как неудовлетворен он был своими операми «Воевода», «Опричник». А партитуру оперы «Ундина» автор даже уничтожил. Без всякой ложной скромности скажу Вам, что все до сих пор мною написанное кажется мне так несовершенно, так слабо в сравнении с тем, что я могу и должен сделать». (Из письма к Н.Ф. Фон Мекк, семидесятые годы).

А вот свидетельство известного сценографа К. Ф. Вальца. Одна из его встреч с Петром Ильичом произошла за несколько дней до отъезда композитора в Америку, куда он был приглашен дирижировать концертами. «Петр Ильич… стал признаваться,.. как он боится полного провала из-за неуменья дирижировать. Я бы, сколько мог, постарался ободрить Чайковского, заверяя его, что симфонические концерты под его управлением всегда были блестящи и что я редко встречал равного ему концертного дирижера. Петр Ильич, хотя и улыбнулся, но все же недоверчиво покачал головой - уж очень он был скромный человек».

Как относился Чайковский к критике? Ответить на этот вопрос тем более интересно, что он сам в течение пяти лет регулярно выступал в качестве критика в газете «Русские ведомости», а до этого поместил несколько статей в «Современной летописи». Его кредо: «Читатель должен знать, что если рецензент заблуждается, то заблуждается честно; он мог не понять, но он должен 6ыл хотеть понять». Надо сказать, что Чайковскому немало доставалось от критиков. Их стрелы глубоко ранили его душу, но он чутко прислушивался к критике.

Композитор проявлял принципиальность, непреклонность, если был уверен в своей правоте. Когда крупнейший авторитет Николай Рубинштейн заявил Петру Ильичу, что его первый концерт для фортепьяно с оркестром «играть невозможно», Чайковский ответил: «Я не переделаю ни одной ноты, и напечатаю его в том самом виде, в каком он находится теперь!» Так я и сделал». Первым исполнителем концерта стал выдающийся немецкий музыкант Ганс фон Бюлов. Впоследствии этот концерт с большим успехом исполнял и сам Николай Рубинштейн.

Меняются условия жизни, меняются вкусы, меняется музыкальный язык. Но неколебимым остается творческий и человеческий космос Петра Ильича. Музыка Чайковского не почиет под покровом времени. Как заметил знаменитый американский пианист В. Клайберн: «...Чайковский не только обращен в элегическое вчера, но и порывисто устремлен в энергичное завтра».